— «Мы» кто?
— Ну, я так в лоб не могу объяснить вам… Давайте издалека. Вы в теорию Дарвина верите?
— Это научная теория, в нее нельзя верить. Ее нужно знать и соглашаться или не соглашаться с ней.
— Нужно ли?
— Да, нужно, других же теорий нет…
— Ну, а Адам и Ева…
— Это вера, а не теория. Она не подлежит анализу.
— Ну хорошо, а креационисты? Это ведь так прекрасно — разум из космоса, мы дети галактики и титанов, и мы…
— Это еще хуже, это вера, которая пытается доказать самое себя научными, естественнонаучными методами, так что не будем об этом. — Малахов улыбнулся — Вы удивительно разносторонне образованы для журналиста… Хотя и путаете понятия.
— А я и не журналист. И я не путаю. Я пытаюсь выяснить, путаете ли вы понятия.
— Выяснили?
— О да, вы мыслите очень рационально и грамотно для военного.
— Ну, я не могу ответить в вашем духе, что я не военный. Но вы знаете, военные бывают разные.
— Знаю, — кивнул Влад. — Скажите, что вы знаете о тигровых лилиях?
— Что? — Вопрос был для Малахова неожиданным. — Ну, лилия, тигровая, цветок. И что?
— Красивый цветок, раскраска редкая.
— Ну и?
— Тигровые лилии всегда заражены вирусом пестролепестности, и именно это вирус делает их лепестки столь прекрасными. — Влад даже изобразил рукой цветок.
— Мне понятен ваш посыл. Но вот я никак не могу сказать, что человек, пораженный вирусом Z, прекрасен. Гниющая плоть, управляемая сигналами спинного мозга и мышечными рефлексами, стремящаяся пожрать все вокруг себя.
— Ну, вы еще вспомните, как выглядит ребенок, больной ветрянкой. А ведь ею надо переболеть.
— Зачем?
— Чтобы потом не заболеть уже взрослым.
— Я не совсем улавливаю вашу мысль.
— Вы и не можете ее уловить, — менторским тоном сказал Влад. — Вы не можете подозревать, что я думаю.
— Так объясните. Я начинаю уставать от этой дискуссии.
— А вы не хотите предположить, что, кроме гипотетического эволюционного пути развития человека и жизни, может существовать и вирусный?
— Я понял, о чем вы, — после некоторой паузы сказал Малахов. — И сразу возражу. Вот вы говорите, что вирус Z — это эволюционный шаг. Но не получается в результате заражения этим вирусом новых красивых лилий, а получаются зомби. Которые не результат эволюции, а как раз наоборот. Вирус поражает смертельно! Никто не выздоравливает, как в случае ветрянки!
— А если выздоравливает? — тихо спросил Влад.
Повисла пауза. Малахов не отрываясь смотрел на Влада, который и не подумал отвести глаза. Он глядел на Малахова глазами стеклянной совы, бесстрастно и отрешенно.
— Я так понимаю, вы из выздоровевших? — спросил Вадим.
— Не все ли вам равно?
— Мне бы было очень интересно повстречаться с представителем следующего витка эволюции, как вы себя называете. Вы чем-то от нас отличаетесь, кроме того, что вылечились от вируса? Это ваше единственное преимущество?
Корреспондент изменил позу. Совсем чуть-чуть, но этого было достаточно, чтобы продемонстрировать, что теперь он хозяин положения, что теперь все превосходство, возможно мнимое, на его стороне.
— Человечество тысячелетиями жило в ожидании. Оно ждало момента, когда сбудутся самые смелые мечты. Мечты о том, чтобы стать царем природы. Настоящим. Былинным богатырем, экстрасенсом, телепатом… Э… кстати. Вы думаете, я был настолько глуп, чтобы устроить цирк со звукозаписывающими устройствами и передатчиками? Да бросьте. Все, о чем мы говорим, я спокойно передаю силой мысли своим соратникам. Соплеменникам, если хотите. Вы правильно сказали, мы новая ступень эволюции. Мы сверхлюди.
— Я не очень люблю это слово — «сверхлюди», — поморщился Малахов. — Но продолжайте. Расскажите о ваших удивительных способностях.
Влад глянул на бутылку с коньяком. Та плавно всплыла над столом и, наклонившись, аккуратно наполнила бокал.
— Впечатляет, — безразлично сказал Малахов. — Стоило положить миллиард, чтобы такому научиться.
— Никто их не убивал. Вирус разил без выбора. И те, кто выжил, — эволюционировали. Нельзя же осудить вирус. Он слеп в своем выборе. Когда естественный отбор совершал эволюцию, вас же это не коробило?
— Не коробило.
— Так почему вас возмущает то, что мы выжили и стали такими, какие есть?
— Я не в курсе, кроме вашего фокуса с коньяком, какие вы есть, но кое-что меня в вашем рассказе беспокоит.
— А что же здесь не так?
— Вы можете мне объяснить, почему за время войны не удалось столкнуться ни с одним случаем выздоровления? Умирали все…
— Стоп! — поднял указательный палец Влад — Что значит умирали? Всех инфицированных уничтожали. Естественно, тот, кого уничтожили, — умер. О каком выздоровлении может идти речь?
— Молодой человек! Или вас уже не стоит называть человеком? — усмехнулся Вадим. — Я вполне информирован, такая у меня работа, в статистике войны и смертности. Масса инфицированных были помещены в карантин, за ними следили, их пытались лечить. Но никакой положительной динамики. Процесс был необратим и всегда кончался одинаково. Человек превращался в зомби. Гниющее и бессмысленно дергающееся в попытках найти пищу существо. А двигательный аппарат в итоге тоже разрушался, как и все остальное.
— Лечили, говорите. Не аспирином ли? — засмеялся гость.
— Лучшие лаборатории работали над решением проблемы. Извините за плакатный штамп, но было именно так.
— Значит не лучшие, — скривил губы Влад. И сразу отвел глаза, поняв, что произнес лишнее.