Z – значит Зомби (сборник) - Страница 92

— Понимаешь, Тим, — сказал Красовский, деловито расстегивая стальные браслеты, удерживавшие зет, — я все-таки ученый. Мне не чужды эмоции, но я спокойно отношусь к преодолению нравственных табу. Да, Света была хорошей женой. Умной, ласковой, очень красивой. Я до сих пор люблю ее. Только эта конкретная особь не имеет к Светлане никакого отношения. И в этой конкретной особи нет ничего интересного. Стандартный зообиотик. Развивался как по инструкции. Без заметных аномалий. Значит, пора от него избавиться. Не стоит растрачиваться на повторение пройденного. Только не сейчас. — Красовский освободил тело, подхватил за ноги, выволок через тамбур. — И еще одно пойми. Мы потерпим поражение, если будем видеть в особях людей. Надежда, жалость, сострадание, эмпатия — наши враги в этой схватке. И они же — лучшие союзники зет. Ты идешь?

Ельченко глубоко вздохнул, будто бы перед прыжком в воду.

— Иду.

В боксе майор разделся догола, по-армейски аккуратно сложил штаны, тельняшку и трусы. Скинул ботинки, поставил их к одежде. Присел на корточки. Красовский встал рядом, поигрывая ключами.

— Я тебя не тороплю, Тим, — предупредил он осторожно.

— Но не забывайте, что вы в гостях, — вспомнил Ельченко старую шутку. — Я вот что подумал, док. Конечно же, памятника мне не будет. Полковник обещал увековечить — наверняка соврал в утешение. Но вот если бы был у меня памятник, какую надпись на нем можно сделать, а? Майор Тимофей Ельченко? Служил честно, умер достойно? Скучно как-то… Не очень-то креативно, как сказали бы… Вот ты что написал бы, а? Посоветуй…

Красовский закрыл глаза, прислонился спиной к решетке бокса и продекламировал, перекрывая стоны ближайших зет сильным твердым голосом:

Не жизни жаль с томительным дыханьем,

Что жизнь и смерть? А жаль того огня,

Что просиял над целым мирозданьем,

И в ночь идет, и плачет, уходя.

Майор некоторое время сидел молча, потом произнес:

— Сильно. Сам сочинил?

— Нет, конечно. Афанасий Фет. Знаменитый поэт девятнадцатого века.

— Видишь, док, ничто человеческое тебе не чуждо. Я знал!.. А хорошая была бы надпись на могиле. Внушающая. Лучше не придумать! Спасибо, док!.. Начнем, что ли?

Ельченко лег, вытянул конечности. Красовский подрегулировал цепи, защелкнул браслеты. Приготовил трокар для удара в сердце.

— Я не хотел говорить тебе, док, — сказал майор. — Думал, сам разберусь. И вообще… Но теперь надо. Потому что плохо может получиться. Они не сироты, док.

Красовский замер.

— Кто?

— Лицеисты эти. Не сироты. Я-то знаю, какими сироты бывают. Сам из детдома. А тут такие ухоженные, сытые, чистенькие. Дисциплинированные. Жаргона не знают совсем… И эта… девица… с красными волосами… называла полковника папой. И он ей за эту оговорку сильно высказал… Я случайно услышал, а оно и сложилось… Не сироты, нет.

— Тогда кто же они? — задумчиво спросил Красовский.

— Может, беженцы из какого-нибудь элитного поселка? Какая разница, док? Дети они всегда дети. Завтра их увезут. На Колгуев…

— Почему на Колгуев? Откуда ты взял?

— Тоже услышал. Дети обсуждали…

— Там строят международный военно-научный центр изучения зет, — сообщил Красовский. — Не должно быть гражданских, кроме персонала. Даже семьи запрещено провозить… Говоришь, они не сироты? И нацелились на Колгуев?

— Загадка, док. Но ты умный, разгадаешь. Только если там какая-то афера, док, ты полковнику не мешай. Пусть спасет детей. Ты правильно сказал: не нужно видеть в мертвяках людей. Но пока мы не мертвяки, мы — люди.

Горжевое здание

Красовский думал, что не сможет заснуть. Но, вернувшись к себе в личную комнату, прилег на разворошенную постель, чтобы дать отдых ноющим мышцам, и не заметил, как провалился в глухую болезненную тьму: сказались потрясения дня. Однако проснулся сразу, словно от толчка. Посмотрел на часы: без пяти шесть. Утра, должно быть? Сел, соображая, что же его разбудило. Да, сегодня должен прийти катер с «Перекопа». И до отправления лицеистов неплохо было бы выяснить, кто они такие на самом деле и почему полковник солгал, выдавая их за сирот.

Красовский встал, посмотрелся в настенное зеркало, пригладил волосы и направился в пункт связи. По дороге выглянул в окно. Во внутреннем дворе форта было тихо. Лицеисты спали в палатках, вдоль сеточного ограждения бродил один из подчиненных Янина, неубедительно изображая караульного на боевом посту. Красовский поднялся по лестнице на третий этаж, и еще в коридоре услышал голос полковника.

— Да, да, да, — повторял Янин с яростным нажимом. — Лаборатория захвачена инфицированными. Мы не можем их долго сдерживать. Необходима немедленная эвакуация персонала… Да, да… Сервер упакован. Образцы подготовлены… Так спросите у генерала!..

Красовский ускорился и буквально влетел в помещение пункта связи. Прежде всего он увидел распростертого на полу оператора Левкина. Рядом стоял Янин, наклонившись к пульту спецсвязи. На голове у него были большие черные наушники. Красовский подскочил к полковнику, сорвал наушники и занес кулак. Это было ошибкой — Янин оказался ловчее и сильнее. Резкий болезненный удар в переносицу сбил Красовского на пол. Он рухнул в проход между стеллажами с оборудованием. И на какое-то время потерял координацию. Янин воспользовался заминкой и долбанул Красовского каблуком по лицу.

Красовский пришел в себя от того, что кто-то хлестал его по щекам и повторял истошно прямо в ухо:

— Док! Док! Док!