— Знал и пошел?
— Кэпу нужна помощь. Я помогу, кроме меня некому.
— Подождите, вы, оба! — не мог я успокоиться. — Объясни мне, Таран!
— Мне доводилось слышать о таких вещах, Глухарев, но я не верил, что это правда, — сказал он. — Потому и пошел с тобой, чтоб никто другой не узнал. Нечего новую заразу распространять, старой хватает.
— О каких вещах?! — кричал я. — Что за бред?!
— Ты, Глухарев, главное, не притормози, выстрели. Запомнил? Когда придет момент, сначала стреляй, думать будешь потом.
Только в эту секунду, при словах «не притормози», я осознал, какой жуткий выбор мне предстоит. И что стрелять действительно придется.
У майора на поясе нашлись наручники. Много чего любопытного у него было на поясе, но сейчас требовались именно они.
Салтан дал себя пристегнуть к стойке второго турникета, который был свободен. Понимал, что по-другому нельзя: он запросто мог не выдержать и убежать, открывая тылы. Любой бы сбежал. Из огнестрельного оружия у него тоже был «макаров», и Дмитрий оставил ему все запасные магазины, какие взял с собой. Сержант бодрился, хотя быть мясом для мертвяков — это так тоскливо, что не описать.
Двое вошли в зоопарк и сразу свернули направо. Миновали бетонный вольер белой медведицы с отвесной стеной в десять метров и бассейном на дне. Внизу грязными кучами валялись туши хозяйки и детеныша. Дальше тянулись клетки с другими хищниками, дохлыми и ссохшимися. А вот и лев, царь зверей. Жалкое зрелище… Но где же девочка?
— Натка! — крикнул Дмитрий.
— Тихо, идиот, — зашипел Таран, озираясь.
Мертвяки не появились, никакого движения. Похоже, Василий хорошо почистил этот объект. Зато в ночи отчетливо прозвучало:
— Папа!
Дмитрий сорвался с высокого старта — на звук.
Дети были у обезьяньих клеток, в которых… О Боже! В которых нынче помещались мертвяки. Зачем, что за больная фантазия? Твари волновались из-за близкого присутствия людей, липли к решеткам, тянули руки.
Василий стоял возле одной из клеток, откровенно прикрываясь кузиной. В горло девочки упиралось острие его пики, похожей на лыжную палку.
Откуда — пика? Это оружие было брошено во дворе на Среднем проспекте! Как и топор, как и роликовые коньки… Дмитрий посмотрел на ноги парня. Ролики были на месте. Топор — на поясе.
Инсценировка, понял он. В подворотне был второй комплект, обманка… Его потряхивало. Как себя вести, как говорить с малолетним воином, слетевшим с резьбы? Острие пики испачкано мозгами убитых мертвяков; если уколоть им до крови — это верное заражение.
— Ты меня видишь, дядя Митя? — спросил Василий. — У тебя на глазах такие прикольные штуки.
— Я — да.
— Я тебя тоже.
— Ты не говорил, что видишь в темноте.
— В темноте, дядя Митя, я не вижу, это невозможно. Просто сейчас не темно.
— Твои таланты бы — на доброе дело.
— А я доброе дело и делаю. Ты чего, не заметил, кто в клетках?
Дмитрий присмотрелся. В одной — две особи, мужская и женская… Сестра! Родная сестра Дмитрия, мать Василия. Без юбки, в разорванных колготках. О господи… А мужчина — это же муж сестры, отец парня.
Во второй клетке помещалась мертвячка, бывшая при жизни пожилой дамой. Одетая в ночную рубашку, поверх которой — до боли знакомая желтая кофта. У Дмитрия ухнуло в груди. Мама… Это была его мама…
Василий внезапно изменил положение: переместил девочку, встав к Дмитрию чуть боком.
— Отпусти малышку, иначе стреляю, — сказал Таран сбоку. — Стреляй, Глухарев, он открылся! Чего ждешь?
Дмитрий достал пистолет, покрутил в руке.
— У меня ж «макаров», в Натку попаду.
— С десяти метров?! По ногам бей!
— А пика у горла? Подожди, разобраться надо.
Он понимал: пора что-то немедленно делать. Напряжение выросло до предела, вот-вот случится пробой. Он был растерян, никогда в жизни еще не чувствовал себя таким беспомощным.
Василий шажками придвигался к клетке с родителями.
— Глухарев, ты слепой?! Не видишь, что он задумал?!
— Натали, как ты? — позвал Дмитрий.
Девочка не ответила. Она висела в объятьях двоюродного брата, обхватив его за шею. Очевидно, автоматически. Она явно была в ступоре, не очень понимая, где она и что. Спасительное состояние дереализации ограждало психику ребенка от тьмы и ужаса. Яркие трикотажные колготки потеряли цвет, выглядели в ночных очках густо-зелеными… Всегда она была опрятно одета и всегда следила за тем, чтобы колготки были в порядке, подумал Дмитрий. Чтобы не было морщинок. В этом возрасте — большая редкость. Привычки из мирной жизни она естественно и легко перенесла в экстремальные условия. Всегда причесывала волосы, которые уже отросли заново. Беленькая, светленькая — в мать. Ну что за чудо… Он вспоминал и умилялся. Как летом во дворе она играла «в магазин». Травки рвала, цветочки, камушки собирала и укладывала это все — вроде как прилавок. В довоенной жизни деньги обычно были из листочков, а здесь — настоящие. Деньги давно уже никому, кроме детей, не нужны… А сейчас, в сентябре, начала играть «в школу». Рассаживала кукол-учеников, учила их рисовать, буквам учила, цифрам. Особенно любила наказывать, в угол ставить. Уроки задавать. Оценки ставить… О господи, где все это?
Он очнулся.
— Как они здесь оказались? — спросил Дмитрий, показав на клетки. — Как тебе удалось их найти и заманить?
— Я зимой, дядя Митя. Искать и заманивать не надо было, они в нашей квартире так и оставались. Я ж их тогда снаружи подпер. Валялись промороженные насквозь. Я перенес сюда и закрыл, вот. Весной оттаяли…