— Рано, отчество заслужить надо… — Человек сделал короткую паузу и добавил явно с намеком:
— А меня зовут Георгий Алексеевич.
И протянул широкую ладонь.
— Ты мне вот что скажи, Николай: что же тебе дома не сидится? Приключений ищешь? В Ван Хельсинга поиграть решил? Или телевизор не смотришь из принципа и радио не слушаешь?
И этот про телевизор… Николка ничего не понимал, и честно в том сознался.
— Вот оно что… — протянул Георгий Алексеевич, выслушав короткий рассказ. — Порыбачили, значит… У нас, видишь ли, чрезвычайное положение объявили в городе и в семи районах области. Всем приказ: сидеть по домам, укрепить окна и двери, запасти еды-воды… И нос наружу не высовывать, дожидаться спасателей… Да, еще предписали заранее собрать до пяти кэгэ личных вещей первой необходимости, чтобы эвакуацию не задерживать.
Вот оно как… Он-то голову ломал, где весь народ…
— А вы что бродите, приказ не выполняете? — спросил Николка, окончательно осмелев.
— Приказы надо выполнять, — сказал Георгий Алексеевич серьезно и строго. — Да только, сдается мне, приказавшие уже того… Не будет никаких спасателей.
Он махнул рукой, закинул ружье за плечо. И сменил тему:
— Дай-ка агрегат посмотреть… Похоже, для ближнего боя и в самом деле неплохо сгодится. Что любопытно — этот парень (кивок на безголовый труп под ногами) со вчерашнего дня с ней бегал, уже мертвый. Завести не пытался, но из рук не выпускал. Заряд дроби в спину схлопотал, и все равно не бросил. Так продать хотел, что сильнее смерти желание оказалось…
Он взял пилу из рук Николки, повозился с ней немного, дернул шнур раз, другой… И пила завелась! Чудеса…
— Там краник есть на бачке, повернуть надо было, — объяснил Георгий Алексеевич.
Николка почувствовал, что краснеет… Вот идиот-то! Ведь знал, знал про краник прекрасно, и все из головы вылетело… Мог сейчас быть мертвым идиотом. Или не совсем мертвым, что еще хуже.
— Ничего, — утешил Георгий Алексеевич, — в первом бою часто случается: давит боец на спуск, давит, а с предохранителя так и снял… Ладно, держи свой агрегат. Мне с ружьем сподручнее. Ты зачем притопал-то?
Николка не стал скрытничать — объяснил, к кому и зачем.
— А-а-а… Сотовая не работает, ни один оператор. А так сходи на тот конец, глянь, что и как. Вчера поселок обходил, все в порядке у них было, бабулю видел… Но времена такие, что… В общем, сходи. Потом возвращайся, расскажешь. Дом мой знаешь?
— Вон тот, с зеленой крышей?
— Нет, соседний, с пластмассовой совой на столбе… Приходи, я сейчас путь к реке разведаю, потом тебя на своей лодке в Лесобиржу перевезу. И сам с мужиками вашими потолкую… Надо отряд собирать, оборону налаживать, в одиночку по домам сидеть — все сдохнем. Возвращайся, жду.
Николка пошагал дальше. Как-то уверенно он себя почувствовал после разговора… Мысль, что отца у него, скорее всего, больше нет, Николку не печалила. Отца он не любил. Даже не уважал, Свиридыч и тот заслуживал большего уважения. А этот… Пьяный ублюдок, вечно распускающий руки. И Николке доставалось, и матери, и двум сестрам — тем не только оплеухи прилетали, но и кое-что похуже…
Сдох так сдох. Никто плакать не будет.
Он шагал легко и быстро. Безлюдье, получившее свое объяснение, больше не пугало. Пила казалась в два раза легче. Николка, отойдя подальше, не удержался, дернул шнур — завелась с пол-оборота. Теперь уж он не оплошает, если встретит другого зомбяка, коллегу того гастарбайтера, к примеру… А потом они организуют отряд. И будут зачищать свою землю от мрази, которой нет места под одним солнцем с живыми.
Ларискин дом был тих, участок пуст. Все правильно… А вот дверь… Николка замер на низеньком крыльце, не решаясь сделать последний шаг. Дверь была не просто не заперта — приоткрыта, виднелась щель в пару сантиметров шириной. Как же так…
Он потянул дверную ручку на себя, прислушался. Ни звука. Николка чувствовал, как по лицу катится пот, ладони тоже вспотели, пила стала тяжеленной и неудобной…
Позвал тихонько Ларису, потом погромче. Потом почти крикнул. Тишина… Спят?
Надо было входить. И лучше всего — с заведенной пилой. Лучше показаться дураком, чем…
Он все понимал. Но не смог дернуть за шнур. Уговаривал себя, убеждал: какая-то случайность, выскочили к соседям на минутку, сразу обе, и Лариса, и бабушка, или одна Лариса, бабка глуховата и могла не услышать его оклики.
Минута сменяла минуту, и обманывать себя становилось все трудней. Никто отсюда ненадолго не выскакивал. А вот заскочить кое-кто мог…
Все-таки он шагнул за порог с незаведенной пилой. Выбрал промежуточный вариант — держался за шнур стартера, готовый дернуть его в любое мгновение.
За дверью находилось небольшое помещение, некий гибрид сеней и кухоньки — готовили здесь в дождливую погоду, в хорошую — на улице.
На полу, возле тумбочки с электроплиткой, лежало тело. Кто?! В следующий миг узнал безрукавку Марии Федоровны, разглядел седые волосы… Долго приглядывался — тело не шевелилось.
Если сюда заскочил зомбяк, тот самый или другой, и у входа занялся старушкой, Лариса ведь могла выскочить, убежать, спастись, и сейчас…
В глубине дома послышался слабый звук. Или почудилось? Пот катился уже не просто каплями, Николка чувствовал, как по спине, под рубашкой, сбегали натуральные струйки. И в глаза пот тоже попал, сразу защипало, навернулись слезы.
Он постоял, проморгался. Затем набрался решимости и резко пнул вторую дверь, ведущую в жилую часть дома.