— Держи, — Трошин решил, что в этой ситуации ему хватит и пистолета.
— Беги, майор. Ты один все телефоны и секретные слова знаешь, беги!
Трошин бросился ко входу в радиоузел, слыша, как за спиной бахают выстрелы. Галина тоже осталась охранять последний рубеж, и не было времени ее отговаривать.
— Откройте! — Трошин принялся отчаянно молотить в дверь. — Приказываю открыть дверь, я — офицер госбезопасности!
За спиной что-то противно заскрежетало. Трошин обернулся и увидел: под напором толпы одна секция забора перекосилась, открыв в сетке приличных размеров дыру.
— Утекай, дочка! — закричал Андреич, молотя прикладом по лезущим в дыру мертвецам. — Уходи, быстрее.
Галина застыла на мгновение. Потом бросила автомат с опустевшим магазином и кинулась к Трошину.
Андреича уже окружили утопленники, влезшие через дырявый забор. Он вывернулся, отскочил и схватил с пожарного стенда топор.
— Получай, чертово отродье! Накась! Вот тебе.
Что-то брызнуло на лицо и руки, держать скользкий топор стало трудно, но старый егерь не сдавался.
— А кому еще! На тебе! Получите!
Он махал своим нехитрым оружием, отплевываясь от крови и пота, не чувствуя ни боли, ни вони, ни усталости, словно не было этого страшного дня, трудностей, утомительных пробежек.
— Гори, свечка, гори… — шептал он. — Вспыхни ярче, пока не погаснешь…
Но вдруг острая боль сковала грудь, тут же все тело обмякло, и Андреич упал на колени. Холодные скользкие пальцы ухватили за горло, спину согнула невыносимая могильная тяжесть, смрадный запах ударил в ноздри. Свет померк в глазах, и не осталось почти ничего…
— Гори, свечка, гори… — прохрипел Андреич.
Он успел увидеть, как надежная дверь в здании радиоцентра приоткрылась, впустив Галину и Трошина, и вновь захлопнулась…
Загородный аэродром «Сельхозхимии» всегда был местом пустынным и тихим. Небольшая конторка, пара курганов со слежавшимися удобрениями — вот и все хозяйство. Последний раз самолет здесь садился лет шесть назад.
Сегодня все было иначе. Сновали туда-сюда военные, гудели машины и бронетранспортеры. В стороне, на скошенном лугу трещали вертолеты, а пыль взлетной полосы то и дело взбивали уходящие на химобработку «кукурузники».
Трошин сидел на ящике и прихлебывал чай из мятой алюминиевой кружки. В голове было пусто и гулко, как в старой железной бочке.
Только что Галину увез домой ее муж — высокий нескладный старлей с прокуренными усами. Они несколько минут стояли перед Трошиным обнявшись. Галина что-то шептала, а старлей бросал на Трошина сердитые взгляды.
Они уехали. Ни одного знакомого лица в пределах видимости не осталось. Трошин ждал, когда его наконец посадят на ближайший борт и отправят в Москву.
За спиной скрипнули тормоза, затем негромко хлопнула дверь машины.
— Цел, слава тебе, господи… — услышал Трошин.
Он вскочил, оборачиваясь.
— Здравствуйте, Евграф Антонович.
— Сиди, Сережа, сиди… — махнул рукой академик Вешенка. — И я с тобой посижу.
Он и в самом деле по-простому опустился на соседний ящик. С минуту помолчали, глядя, как заходит на посадку очередной «кукурузник».
— Как же так получилось, Евграф Антонович?
Академик неопределенно повел плечами.
— Кто ж мог знать… Мне и в голову не приходило, что лаборатория сохранилась. Сначала нас расформировали. Потом была война, оккупация. Людей разбросало — одни погибли, других посадили. Я и сам обычным полевым хирургом до польской границы дошел. Думал, кончилось все.
— А оно никуда не делось… — с грустью усмехнулся Трошин. — Словно ждало этого дня.
— Я как услышал про строительство в Маклинске, меня словно в голову кто-то клюнул, — признался академик. — Надо, думаю, проверить — на всякий случай. Вот и проверили.
— Что же дальше? — спросил Трошин.
— Да ничего, — пожал плечами академик. — Разрушенное — восстановят, погибших — захоронят. Остатки заражения уже деактивируются авиацией и войсками химзащиты. Была авария, погибли люди — да, печально. Ну, а кто лишнее скажет… — он вдруг замолчал.
— Что тому будет? — потерял терпение Трошин.
— Тому просто не поверят, вот и все. — Евграф Антонович протяжно вздохнул. — Пора мне. А ты домой скорее возвращайся. Отдыхай — заслужил.
Он сел в машину, и через минуту та скрылась в клубах дорожной пыли.
В разгар лета на побережье Черногории жарко даже после заката. В тот вечер штормило, но свежее от этого не стало. Навалившись на парапет набережной, я наблюдал, как волны накатывают на песок. Совсем рядом шумно спорила чужая подвыпившая компания.
— Так значит, его в больницу увезли? — спросил мужской голос.
— Да, прямо из отеля. Этот псих меня за палец укусил.
Другая компания, поменьше, переругивалась по-английски. Светловолосый веснушчатый парень резко встал, отодвинул стул и зашагал прочь, двое приятелей проводили его колючими взглядами.
— Do you want him back?
— In due time.
Светловолосого я узнал сразу же, поэтому двинулся следом, не догоняя его, но и не упуская из виду. Через сто метров улица закончилась, а темнота сгустилась. На оконечности мыса штормовые волны обдавали лицо солеными брызгами. Мой старый знакомый отыскал на камнях сухое место и сел, прислонившись к валуну спиной.
— Ты, что ли? — заметив меня, недовольно спросил он и тут же добавил: — Вот, черт, приперся чувак некстати!
Этот человек носил странное прозвище «Экса». Последний раз мы виделись три года назад при обстоятельствах, о которых лучше не говорить, поэтому, встретив меня снова, он не слишком обрадовался.